WOMEN'S PLANS - журнал для женщин

«Я с раннего детства понимал, что хочу быть музыкантом, -признается Дмитрий Шуров, он же Ріапобой. — Есть в моей жизни один процесс, когда я чувствую себя как рыба в воде и обо всем забываю, -это написание музыки. Ты садишься, что-то ловишь, и из ничего рождается что-то. Это круче, чем все наркотики мира. Это заставляет тебя заниматься сочинительством снова и снова…»

Это нужно говорить? -печально вздыхает Дима, глядя на включенный диктофон. — Я вообще-то не особенно это люблю». Скажу честно, после таких признаний настраиваешься на худшее: вызвать на непринужденную беседу человека, который с большей охотой проводит время в студии или на сцене, чем общается с журналистами, непростое дело. Но не ищет легких путей, тем более что в процессе общения Дима Шуров оказался превосходным собеседником — умным, тонким, ироничным…

— Дима, я честно пытаюсь сформулировать повод, по которому мы встречаемся. И найти его не могу: у вас не юбилей, вы много лет женаты и не собираетесь разводиться, вы не стали молодым отцом: у вас по-прежнему один сын Лев, и ему уже 12 лет… То есть получается, «зацепиться» не за что.

Что же делать?

— Знакомить читателя с Дмитрием Шуровым -умным и обаятельным человеком, талантливым музыкантом, пользующимся авторитетом и уважением коллег и любовью поклонников.

Ну, насчет коллег не знаю… Мне кажется, они меня недолюбливают. -Почему?

У них нужно спрашивать. Возможно, они совершают ошибку со своей стороны, а может быть, ошибаюсь я, думая так. Не исключено, что мир безумно любит и верит в меня, а я-то считаю, что он ко мне несправедлив.

— А хочется, чтобы мир вас любил? Мне фиолетово. Но

каждый раз, когда выходит альбом, песня или клип, я чувствую себя несколько раздетым. Вот представьте себе, что вы без одежды, без счета в банке и без стабильной работы оказываетесь на шумном перекрестке в Нью-Йорке. Вот именно так чувствует себя автор, когда он первый раз отдает песню на суд зрителя. В этот момент хочется, чтобы любили, говорили что-то приятное, а не только критиковали и сравнивали с кем-то. Но этот момент слабости длится недолго — часа четыре с момента релиза. К концу дня тебе уже все становится фиолетово.

— У вас вышло множество альбомов, песен, клипов… Можете подсчитать, сколько суммарно часов за свою творческую жизнь вы себя чувствовали «голым на перекрестке Нью-Йорка»?

Несколько раз в год -стабильно. Последние годы все чаще и чаще. С другой стороны, с возрастом немного грубеешь. Все цветы рано или поздно становятся кактусами. Конечно же, воспитываешь в себе какую-то социальность, приходишь к осознанию, что «припечатать» тебя может только близкий и любимый человек, и никто другой так глубоко тебя не пронзит. Так собственный опыт приводит к тому, что тебе легче принимать критику и осознавать, что многие коллеги тебя не любят.

— Насколько я понимаю, самый близкий человек — это жена Оля. (На интервью Дмитрий пришел с супругой. — Прим. ред.).

Да, жена.

Оля: Просто я в медиа-сфере и в шоу-бизнесе давно. Знаю эту «кухню», в курсе, как делаются дела. И могу сказать, что отличие Димы от многих артистов — это искренность и нециничный подход к работе. Находясь внутри шоу-бизнеса, он по-прежнему занимается музыкой. Я мало знаю таких людей в Украине. И когда ты этим занимаешься без взвешенного маркетингового подхода, разумеется, ты более уязвим. И это нормально. С другой стороны, поэтому у него и такая аудитория — отфильтрованная, рафинированная. Его любят люди, которые безошибочно чувствуют искренность.

Выясняется, их в Украине очень много. Мы сами были удивлены. То, что сейчас мы и они сами себя с гордостью называют Pianofamily, действительно, очень особенная аудитория. Кстати, весьма молодая, но уже с глубиной в глазах. Это люди, у которых есть свое мнение, ими сложно управлять, но при этом они открыты для всего нового. Для украинцев это вообще какой-то новый виток в истории.

— Ваш сын Лев тоже человек новой формации. Очень творческий, неординарный мальчик растет. Вы вместе снимаете клипы, пишете музыку. Расскажите о сыне. Какой он?

Д.: Конечно, он меняется каждый год, и довольно сильно. Меняется музыка, которую он слушает, книги, которые он читает, меняются его интересы и наши взаимоотношения. Если раньше нам достаточно было сесть в студии за инструменты и начать что-то играть, записать какой-нибудь кавер, то сейчас у него много других увлечений, и нам все сложнее находить общий язык. Лева входит в фазу подросткового само-

утверждения, нигилизма, он наслаждается какими-то моментами, когда может утереть мне нос. И по-подростковому торжествует в таких ситуациях. Это волшебно! Но когда нам все же удается достигнуть контакта, это вообще ни с чем несравнимое ощущение. Это кайф!

— Чем сейчас увлекся сын?

Д.: Граффити, серфинг, влоги, блоги, скейтборд. Его часто приглашают на какие-то детские элитные вечеринки, где можно петь Radiohead, а не «рюмка водки на столе». Он играет на многих инструментах, поет. Участвуя в рекламах, каких-то съемках, концертах, сам себе зарабатывает карманный кэш и тратит на свои баллончики. В Киеве появляется много муралов, Лев фанатеет по всяким росписям. У него есть шанс пообщаться с этими художниками. Есть возможность с ними порисовать. Это его очень увлекает.

— Он сам определяет круг увлечений, или вы ему что-то советуете?

Д.: Он сам чем-то увлекается, но и мы его поддерживаем. Стараемся делать это ненавязчиво. Например, серфинг он освоил в Индийском океане, когда мы были в Шри-Ланке. Он очень хотел научиться, но стеснялся начать. Попалась одна соседка австралийка, и мы сделали так, чтобы он с ней познакомился, подружился, и уже она начала его учить. Лева пока еще цветок, а не кактус, нужно многое подсказывать. — Родители для него авторитет?

О.: Папа очень большой авторитет. Мне даже как-то ревниво кажется, что он его больше любит. Ну, просто потому что мама — это постоянное: «поешь, надень шапку, выпей таблетку…»

Бытовые штуки, которые не интересны мальчикам. Школа, прогулы, справки, уроки, здоровье — это все удел мамы.

— Вы контролируете учебу сына?

О.: Не то что контролируем… Мы оба абсолютно не интересуемся собственно успехами. На оценках не зацикливаемся. Нам важнее, чтобы ребенок развивался, чтобы у него были интересы. В прошлом году Лев основательно съехал в учебе, потому что никто никогда его не муштровал.

Бабушка ему очень многое дала — пыталась привить навыки учебы, интерес к ней. По физиологической, психологической норме, когда Лева был в младшей школе, ему было интересно. Но к тинейджерскому возрасту ему стало Неинтересно, и он съехал. Никто из нас не ходит в школу, не просит учителей подтянуть его оценки. Мы не из тех людей. Что он сам «добывает», то и его.