WOMEN'S PLANS - журнал для женщин

По коридору прошлепали босые пятки, и хрупкая фигурка дочки нарисовалась в проеме спальни. «просто эльф», — с нежностью подумала я, глядя на ее ручки-ножки, тающие в лунном свете, марево длинных волос и огромные темные глазницы.

— Мам, мне страшно, — выпалила Маринка, и полезла к нам на кровать.      Я не успела возразить — муж с готовностью распахнул одеяло, отодвигаясь на край постели. Она юркнула мышкой и  забилась к нему подмышку, смеясь и похрюкивая от удовольствия. Я громко и укоризненно вздохнула — непорядок, мол!

В ответ Женька протянул руку и погладил меня по лицу: не волнуйся и не ревнуй — мы тебя тоже любим. Я и так знала: эти двое обожают друг друга. Муж трясется над дочерью, как наседка, в детский сад носит ее на руках, вечером спешит с работы, чтобы забрать побыстрее, а Мариша всегда гуляет «под забором», чтобы не дай бог не пропустить прихода папы. Женька знает по имени всех воспитательниц и нянек, носит им конфеты и мелкие подарки, ублажает, чтобы относились к Маринке с особой заботой.

— Ну, Мариша, повезло тебе с папой, — говорят они нашей дочке.

— Я знаю, — великодушно соглашается она. — Вырасту — придется вместо мамы женой ему быть, — рассуждает, — где ж я другого такого возьму? Куда при этом денется мама — обычно замалчивается… Мои тяжкие вздохи и волнения продиктованы отнюдь не ревностью, а гораздо более серьезными подозрениями. С тех пор  как в город вернулся старший,  единокровный Женькин брат Петр, я места себе не находила.  Он, как назло, снял себе квартиру в доме напротив и теперь  бывал у нас через день. Последние несколько лет Петр жил и работал в Лондоне. Он не был женат, но по его рассказам я поняла, что женщина у него есть и, похоже, не одна.

Когда-то давно, еще перед нашей с Женькой свадьбой, у нас с Петькой случилась короткая  и глупая история, о которой я  и думать забыла, если бы не  одно, возникшее теперь обстоятельство… На то, что Петя с Маришкой похожи, как две капли, впервые обратил внимание именно Женька. — Ух ты! Гляди-ка, брательник, у Маришки твоя ямочка на подбородке и ресницы крученые, как у тебя в детстве, — пошутил он как-то,  с обожанием глядя на дочь.  — Вишь, доча, дядя Петя детьми не обзавелся — приходится ему своими красотами с тобой делиться. Меня от этих слов просто  бросило в жар. Оглянулась: Маринка крутилась возле Петра, рассматривая привезенные им издалека необычные игрушки. Петр посмотрел на меня — в его глазах читался вопрос. Я почувствовала, что краснею.

— Когда, говоришь, Маринка родилась? — будто невзначай поинтересовался Петр у Женьки.

— Да вот именно тогда, когда ты ни с того ни с сего подорвался и уехал, рассказывал Женька, подливая брату вина.

— Свадьбу впопыхах играли, спешили, пока у Альки живот не нарисовался.

— А с чего вдруг такая спешка? — я спиной чувствовала сверлящий взгляд Петра. — За невестой кто-нибудь гнался?

— Так платье ж было куплено заранее — позже могла уже и не влезть, — соврала я, сделав вид, что не заметила двусмысленности его вопроса.

А сама исподтишка рассматривала деверя, сравнивала его с Маринкой: действительно, похожий наклон головы, когда слушает собеседника, и этот взгляд, и даже легкое подхрюкивание, когда смеется… Какой ужас! Мысль, что она может быть его дочерью, почему-то раньше мне даже в голову не приходила… «Ну, было и было — подумаешь, обычная месть, — пыталась успокаивать себя. — С чего бы это Маринке быть его ребенком?» Но проклятая змея сомнения уже вползла в мою душу, и сценарии один страшнее другого — не давали мне спокойно жить. События шестилетней давности вспыхнули ярким воспоминанием и… запоздалым раскаянием.

Мы с Женькой встречались уже два с половиной года к тому моменту, как наконец решили пожениться. К тому времени бурные страсти уже стали помаленьку затихать, отношения требовали развития — и однажды Женька, как бы между прочим, сказал:

— Может, поженимся, а?

Несмотря на то что его предложение было логичным и ожидаемым, я разволновалась (всегда готовая к подобным предложениям, женщина все равно теряется от неожиданности), но виду не подала и ответила в том же тоне:

— Давай. А зачем? Женька покраснел.

— Ну, не знаю, — протянул он. — Мы как-то сроднились с тобой, что ли… Чего еще тянуть? Я вот даже не представляю, что тебя может не быть рядом, он вдруг засопел и обиженно добавил: — Я думал, ты обрадуешься.

Я перестала «держать фасон» и бросилась ему на шею:

— Ну конечно, Женечка, я обрадовалась! Только кто ж так предложение делает? — спросила, смеясь.

— А как надо? — опешил Женька.

— Торжественно надо: с цветами и признаниями в вечной любви, — продолжала я смущать Женьку.

— Ага, чтоб полным дураком выглядеть!

Может, скажешь еще на колени стать?

— Нет, но потренироваться надо было, дело-то серьезное, — все насмешничала я. — А то ведь вдруг не соглашусь…

— Ну, знаешь, у меня опыт небольшой, в следующий раз исправлюсь, — в свою очередь, подколол меня Женька.

В общем, решили мы по случаю нашей «помолвки» организовать небольшой пикник. Конечно, позвали и Петьку, Женькиного брата. Отношения у них были какие-то натянутые, ну, и мы с Петром никогда не были особенно близки: он в отличие от безбашенного, веселого Женьки казался мне замкнутым и немного себе на уме, в его шуточках всегда сквозил неприятный подтекст и даже какая-то зависть к младшему брату. Новость о том, что мы с Женькой решили-таки пожениться, он встретил насмешливо и почти враждебно: стал называть Женьку «женатиком», чем доводил того до белого каления.

Петька зачем-то на пикник притащил двух своих подружек — манерных девиц с параллельного потока. После чего вспыхнула ссора — я теперь уже и не вспомню: то ли одна из девушек, немного выпив, стала откровенно клеиться к Женьке, то ли он отвесил ей слишком откровенный комплимент — в общем, я вспылила и потребовала от Женьки извинений.

— Вот так-то, женатик, — подливал масла в огонь Петр. — Ты теперь человек подневольный — со словами и жестами надо бы поаккуратней.

— Чего-чего? — набычился Женька, выплескивая на меня свое негодование.

— А ведь я, между прочим, могу свое предложение и обратно забрать… Девчонки ехидно захихикали. Это было хуже пощечины!

— Да кому ты нужен! — я, подхватив свой рюкзачок, сорвалась с места. Уже на трассе меня догнал Петр, попытался остановить, вернуть обратно.

— Да что ты, Алька! Будь мудрее — тебе теперь это пригодиться, — увещевал меня. — Ну выпил брательник немного, забылся — ну, подумаешь… В семье-то ведь всякое бывает. Ты теперь прощать должна, — подзуживал он.

— Да? Еще не замужем, а уже должна?!

Ничего я никому не должна — я птица вольная. Куда хочу, туда лечу! Слова Петра почему-то оскорбляли сильнее, чем Женькины, я жаждала мести. Петр остановил машину и отвез меня домой. По дороге зашли в супермаркет и купили еще спиртного: я пила назло Женьке, а Петр… Не знаю, думаю, что тоже назло — у братьев с детства были какие-то свои счеты. Закончилось все тем, что мы с Петром очутились в одной постели. А рано утром мне позвонил Женька.

— Прости, — коротко бросил он. — Ничего не говори — просто прости…

Я молчала, пытаясь подобрать нужные слова. И не находила.

— Еще Петр куда-то пропал. Домой вчера не вернулся, гад, и телефон отключил. Мама места себе не находит.

Я слушала и с ужасом разглядывала распростертое голое тело Женькиного брата на моей кровати.

— Я приеду, да? — в Женином голосе звучала мольба, любовь и надежда.

— Конечно, — прошептала я, сгорая от стыда и проклиная свою глупость. Через месяц Петр подписал какой-то офигительный контракт и улетел за границу. А еще через неделю выяснилось, что я беременна. Мы стали лихорадочно готовиться к свадьбе — о том, что ребенок Женькин, у меня почему-то не было никаких сомнений. И вдруг…

Я мыла посуду, Маришка уже спала, Женька трепался с кем-то по телефону. Краем глаза я заметила, как в кухню вошел Петр. Он молча закурил, шумно вдыхая. Я напряглась, будто львица, готовая защищать своего детеныша.

У тебя все в порядке? — неопределенно спросил Петр.

— Все отлично, — не оборачиваясь, ответила я. — Ты же видишь, мы с Женькой счастливы.

— Ну и славненько… — Петр нервно затушил сигарету, с минуту помолчал, а потом: — Если хочешь, я снова могу уехать, — неожиданно предложил он.

«Уезжай! Уезжай к чертовой матери!» — кричало все внутри. Но я лишь равнодушно пожала плечами: — Да мне, собственно, все равно… Уже которую ночь я не могу уснуть: лежу, прислушиваясь к мерному сопению мужа. Свернувшись калачиком и прижавшись к отцу, спит наша шестилетняя дочь. «Кто твой настоящий отец, доченька?» — терзаю себя одним и тем же вопросом. Какая теперь разница — скажете вы. И, наверное, будете правы. Но мой давний, глупый грех давит меня, не дает дышать. Я хочу знать правду, какой бы страшной она ни была. В моей сумочке глубоко в косметичке зарыты два маленьких пакетика: в одном из них — светлый Маришкин локон и постриженный ноготок, в другом — жесткие волосы, снятые с Женькиной расчески… Завтра я отнесу их в лабораторию на ДНК-тест для установления отцовства. «Господи, прости меня!» — я закрываю глаза, по моим щекам текут жгучие слезы раскаяния…